В последние годы ханок в основном воспринимается как культурное наследие. Но в наши дни активно ищутся пути возрождения ценности ханока и его популяризации. В частности, растёт популярность такой формы отдыха, как «ханок стей», которая привлекает не только среднее и старшее поколение, естественно ностальгирующее по ханоку, но и молодёжь. Одно из таких мест, где можно остановиться в ханоке, — это курортный комплекс «Курыме Резорт» в Андоне, в провинции Cеверная Кёнсан.

Сидя на узкой веранде павильона Соунчжон, одного из семи старых ханоков курортного комплекса «Курыме Резорт» в Андоне, можно наслаждаться пейзажем, глядя поверх низкого каменного забора. Павильон был построен в 1840-х гг. И Онсуном, гражданским чиновником и потомком в 9-ом поколении И Хвана, выдающегося учёного неоконфуцианца середины эпохи Чосон. В 2008 г. дом был перенесён на нынешнее место.

Прошлой осенью мне довелось остановиться в старом ханоке. Только что отпраздновали Чхусок, и небо с каждым днём становилось заметно выше. Я представлял, как буду наслаждаться очарованием осени, сидя на веранде «мару», и за этими мыслями, время, которое обычно тащилось черепахой, вдруг быстро пролетело, и настал день поездки.

С того момента, как я решил переночевать в ханоке, я рылся в памяти. В детстве я как-то недолго гостил в доме семьи матери. По моим воспоминаниям, это не был роскошный особняк, крытый черепицей, но и совсем уж непритязательным домом под соломенной крышей он тоже не был. Под предлогом узнать о здоровье позвонил дяде, и он сказал, что, хотя дом был крыт соломой, но столбы и балки были такими же, как в буддийских храмах. Стоило убедиться, что память меня не подвела, как в голове стали всплывать сцены прошлого.

Проходной холл с деревянным полом («тэчхон») был отполирован до блеска, поэтому, когда бегал по нему в носках, приходилось напрягаться, будто бежишь по льду. Задрав голову, я мог видеть гнездо, которое ласточка свила под стрехой, и наблюдать, как обычно тихие птенцы, стоило матери прилететь с едой, высовывали клювики из гнезда и громко щебетали, требуя пищи. Всплыл в памяти и очаг, бесконечно поглощающий дрова, когда готовили еду. Судя по тому, что сцена приготовления еды накладывалась на образ медленно жующей в хлеву коровы, похоже, что ей первой перепадало поесть. Но в отличие от образов за пределами дома воспоминания о его внутренней части были размыты и нечётки.

СЕМЬ СТАРИННЫХ ДОМОВ
Я приехал в Андон часа в два пополудни, быстро пообедал и снова прыгнул в машину — по дороге к месту мне хотелось глянуть на Андонскую дамбу. После беглого осмотра нескольких местных достопримечательностей как раз наступило время заселяться. Припарковавшись, я сообщил о прибытии по заранее полученному номеру. И тут же подъехал электромобиль, похожий на гольф-кар.

Сотрудник погрузил мой багаж, усадил меня сзади и сделал круг, рассказывая мне об этом курорте. На пологом склоне долины стояло семь старых ханоков и несколько новых домов в традиционном стиле. Старые ханоки, построенные в период с XVII по начало XIX века, были перенесены сюда 50 лет назад, когда оказались в зоне затопления из-за возведения Андонской дамбы. Ханок можно разобрать и заново собрать на новом месте или сохранить деревянные детали, чтобы потом использовать для строительства другого дома. Я попробовал представить себе, как эти дома, стоящие перед моим глазами, бережно разобрали, а потом перенесли, чтобы заново собрать на другом месте. Я бы хотел когда-нибудь увидеть этот магический процесс.

Завершив тур, мы прибыли к месту, где мне предстояло остановиться на ночлег, — к дому под названием «Кенам котхэк». За изгородью с плетёными воротами раскинулся ухоженный внешний двор, я пересёк его, открыл большие ворота и оказался в уютном внутреннем дворе. Вокруг квадратного двора выстроились внешние, т.е. мужские, покои «саранчхэ», внутренние, т.е. женские, покои «анчхэ» и отдельная комната посредине. Я должен был остановиться в «саранчхэ», «анчхэ» уже занимала какая-то семья, а комната посредине пустовала. «Саранчхэ» — это отдельное пространство, в котором мужчины семьи жили и принимали гостей; обычно оно имело форму буквы Г и состояло из большой комнаты, «тэчхона» и маленькой комнаты. Моё «саранчхэ» тоже имело такую планировку. В прошлом мужчины, должно быть, устраивали здесь деловые встречи. Видимо, в силу постоянных визитов посторонних, казалось, что во всём доме это самое динамичное пространство. Я распаковал багаж и вышел наружу, так как хотел рассмотреть дом снаружи, пока было светло.

Крыша и стрехи выглядели аккуратно, но не скучно, а узоры на стенах и дверях были изысканными, без чрезмерной яркости. Мне вдруг стало любопытно, что было такого в душе наших предков, когда они строили такие дома. Я захотел увидеть дом целиком, отойдя немного подальше. Постояв в разных местах в поисках подходящего угла зрения, я обнаружил место, откуда открывался лучший вид, когда оба крыла дома возвышались над кустами цветущих сибирских хризантем. Но, хвалясь своей благородной статью, дом в то же время не стремился оконфузить самые что ни на есть обыденные полевые цветы. Подобно ясному синему небу, горам и лёгкому ветру, он с готовностью стал фоном, чтобы они смогли, пусть недолго, покрасоваться. Я подумал, что, будь я художником, я бы не смог противиться желанию перенести этот вид на холст или на бумагу.

Нагулявшись, я вернулся домой. Посидел в «тэчхоне» с открытой дверью. Если задняя веранда «мару» — это коридор, то «тэчхон» — это своего рода гостиная. Кажется, это было моё любимое место и тогда, когда я гостил в доме семьи матери. Помню, как летом, перекатываясь на широком деревянном полу, я спасался от жары, вдыхая запах дерева. Теперь, когда температура ежедневно понижалась, не было необходимости открывать двери с четырёх сторон. Достаточно было одной открытой входной двери. Перед ней — веранда «мару», за которой, подобно картине, виднелись двор, изгородь и сад. Ветерок, покрутившись на веранде, скользнул за дверь, пробежался по «тэчхону» и улетел.

«Кенам котхэк», построенный предположительно в 1800-х гг., имеет структуру квадрата с двором в центре — типичную для домов знати в регионе Андон. Внешние покои, «саранчхэ», расположены справа от ворот. Внутренние покои, «анчхэ», отличаются просторным холлом с деревянным полом. Ханок был построен как дом родоначальника клана И Гвиёном, отцом И Онсуна. Он тоже был перенесён на нынешнее место в 2008 г.

ТЯЖЕСТЬ ОДЕЯЛА
Поглядев на заходящее солнце, я вышел за пределы курорта, поужинал и вернулся. Зная, что температура резко понизится, я заранее включил термостат, и когда вернулся, в комнате было приятно тепло — благодаря системе отопления пола «ондоль». Я был сыт, к тому же из-под ног поднималось тепло, и на меня свалилась накопившаяся за день усталость. Я попробовал улечься на голом полу, даже не подстелив одеяло. Дома, в Сеуле, мне редко случалось лежать на полу — в гостиной стоит диван, в комнате кровать. Поэтому только малая часть меня, размером со ступню ноги, контактировала с домом. В ханоке же я встретился с домом всем телом. Улёгшись на полу, я попробовал распознать ощущение, передаваемое через ягодицы, спину, затылок. И, возможно, из-за моего настроения мне показалось, будто оттуда поднималась природная энергия земли.

Пока меня не разморило, решил помыться. Взяв умывальные принадлежности, зашёл в душевую, и оказалось, что она не отличается от душевой приличного отеля. Возникло ощущение, что я резко переместился во времени из прошлого в настоящее, так что даже на минуту растерялся. Плавно настраиваемая горячая вода с хорошим напором начисто смыла дневную усталость. Вернувшись в комнату, расстелил постель. Сказал ведь, что буду один, но толстых одеял дали два. Наверное, так проявили заботу, беспокоясь, что мне будет неудобно на твёрдом полу. Все спальные принадлежности были сделаны в традиционном стиле — из набитой ватой бязи. Мне понравилось, как тяжёлое, шершавое на ощупь, одеяло давило на меня. Как будто не я накрылся им, а оно меня обняло. И в этот момент во мне начали оживать ранее размытые воспоминания — о внутреннем пространстве дома семьи моей матери в детстве.

Мне кажется, я понял, почему воспоминания ускользали от меня. В то время комнаты в доме дедушки и бабушки были в основном тёмные. Обои были старые, напольное покрытие стало бурым из-за жара от каменных дымоходов, бумага в дверных и оконных рамах из-за плохого качества была плотной и грубой. Внутри же этого ханока было светло. Обои были чистыми, а по периметру потолка было спрятано освещение, поэтому казалось, что весь дом сам излучает свет. Дверные проёмы и деревянные конструкции, поддерживающие стены и потолок, выглядели как новые, придавая освещению золотистый оттенок. Охваченный внезапной мыслью, я откинул одеяло, встал и подошёл к двери. Постучал пальцем по туго натянутой бумаге. Раздался ясный глубокий звук, будто кто-то ударил в барабан.

Курортный комплекс «Курыме Резорт» состоит из семи старых ханоков, построенных в районе Андон в период с XVII в. по начало XIX в. Их перенесли на пологий склон, чтобы использовать для размещения гостей. Постояльцам предоставляют традиционные толстые ватные одеяла из бязи. Шершавую на ощупь бязь широко использовали в прошлом для изготовления постельных принадлежностей.

В отличие от комнат с традиционной системой отопления ондоль ванная была модернизирована для удобства гостей. Как и в обычном отеле, здесь имеется ванна, душ и т.д.

Внутри комплекса между старыми домами петляют тропинки, идеально подходящие для того, чтобы можно было, прогуливаясь по ним, любоваться окружающим пейзажем и традиционными домами, у каждого из которых есть своё лицо.

ТЕПЛО СЕМЬИ
Может быть воспоминания, которые никак не приходили раньше, ожили благодаря таким общим для двух пространств моментам? Дело было точно в одеяле — ощущение, как будто оно меня обнимает, напомнило тепло семьи. Даже в той старой тёмной комнате я был счастлив. Я любил суп из соевой пасты и лапшу, которые варила бабушка. После еды дедушка, прислонившись к стене, курил. А когда бабушка ворчала, мол, что ты куришь при ребёнке, потихоньку выходил на «тэчхон». Когда мне было скучно, я доставал все кассеты, которые собрали мои дядья, и играл с ними в домино. Иногда я засовывал кассеты в чужие подкассетники, чтобы позлить дядьёв, но удавалась моя шалость или нет, не знаю. Поэтому сейчас, когда дедушки и бабушки уже нет, а с дядьями и тётей мы общаемся едва ли пару раз в год, воспоминания из детства кажутся пришедшими из предыдущей жизни.

Из «анчхэ» донёсся смех постояльцев, которые казались семьёй. Мне вдруг кое-что пришло в голову, поэтому, придвинув столик, я поставил на него ноутбук и набрал несколько предложений. Мне подумалось, что ханок показывает свою истинную ценность, когда в нём живёт семья. Казалось, что нужно многое записать, но, видимо, из-за волнения от нахождения в незнакомом месте мысли путались. Отставив ноутбук, я вышел наружу и уселся на веранде. Ночной осенний воздух был прохладным, но это было даже приятно. Попробовал найти созвездия на усыпанном звёздами ночном небе, однако мешало что-то похожее на длинный лист, висевший на конце стрехи. Выглядело это странно, поэтому я поднялся, и оказалось, что это не листок, а богомол. Он висел неподвижно верх ногами глядя куда-то за стреху в далёкое небо. Интересно, давно он тут так висит? На что он смотрит? Я пытался вообразить, что происходит у него в душе, пока не продрог, после чего вернулся в комнату. Лёг, накрывшись одеялом, но ещё долго думал о богомоле, одиноко глядящем в небо, а потом незаметно заснул.